Абстрактный мир. Трилогия (СИ) - Страница 99

— Что это? — спросила я. Хотя зрелище было несколько пугающим, я не могла оторвать взгляд от окна.

— Скалы предков, — отозвался Азар. — Что-то вроде вашего кладбища. Орки живут кланами, и когда мужчина клана умирает, его имя выбивают на камне предков. Те, чьи имена выбиты с восточной стороны, чем-то отличились при жизни. У самого низа — имена «серых», ничего не свершивших орков. Чем важнее клан, тем больше камень. Тем длиннее его история.

— У вас, наверное, целая гора, — предположила я.

Азар кивнул.

— И почти вся исписана.

— А когда она закончится?

Орк пожал плечами.

— Место ещё есть, хотя наш клан получил свою скалу почти тысячу лет назад.

— Ничего себе, — присвистнула я. — И там только имена мужчин?

— Женщины пишут историю сыновьями.

— Постой, получается, у вас не было ни одной женщины, достойной места на камне? — недовольно спросила я. — А как же великие матери кланов?

— Матери. Ключевое слово.

— А если бы, к примеру, кто-то из твоих родственников, скажем… твоя сестра, спасла мир, — предположила я. — Она бы не была достойна…

— Моя сестра мир скорее уничтожит, — довольно грубо отрезал Азар. Видимо, я коснулась чего-то очень проблематичного. — Тут вопрос не в достоинстве. А о слове в истории.

— Можно подумать, мужчины не прикладывают руку к созданию сыновей.

— Вряд ли руку.

Я натянуто улыбнулась. Судя по количеству камней, в Хатихи жили преимущественно орки.

Горняцкий городок отличался от Прэна не только архитектурой, но и атмосферой. Главный город острова с одноименным названием представлял собой солнечное сплетение мира — здесь древнее соседствовало с современнейшим, оркское с эльфийским, целомудренное с вызывающим, атеистическое с фанатичным. Казалось бы, в таком круговороте никогда не бывать порядку, но он существовал. Город тикал, как часы, жил по расписанию, и каждый здесь имел в своем распоряжении личный, нужный ему отрезок времени. Именно времени, не места. Места с течением этого самого времени менялись: там, где утром можно было найти тихий парк, вечером обнаруживали площадку для велогонок, а ночью — танцпол. Там, где днем проводили экскурсии, ночью открывали ресторан. Там, где зимой запускали кораблики, весной поднимались в небо воздушные змеи.

Каждому месту на Прэне полагалось свое время.

Хатихи же был рабочим городом. Здесь не искали время, здесь его отрабатывали. По улицам, конечно, не бродили измученные тяжким трудом горняки (как я и подумала, орки), но все здесь выглядели серьезнее, тише и, может быть, суровее, чем в долине. Тут не было небоскребов, роскошных соборов Света и храмов Змей, сюрреалистичных сооружений и огромных фонтанов, которые расцветали в столице на каждом шагу. Вместо пестрых клумб с цветами вдоль пешеходных аллей жались кривые, низенькие деревца.

— Маленький город, — заметила я. Мы проехали его меньше, чем за десять минут.

— Скорее, рабочий поселок, — произнес Азар. — Дорога справа ведет на шахты, а там, за склоном, огромный промышленный район.

— Что здесь добывают?

— Прэнское железо и мантогоз. Довольно дорогое удовольствие.

— Ты много знаешь о Прэне.

— В детстве мы с братом проводили здесь каждое лето.

Выехав из Хатихи, Азар свернул на трассу, уходившую вверх, на гору, и терявшуюся за проросшим сухим кустарником утесом.

Ещё один поворот — и перед нами предстала гора Мироздания. По её морщинистому, каменному телу серпантином бежала дорога к Цитадели, расположенной чуть ниже заснеженной вершины, на плоском, искусственно выровненном уступе.

Обитель миротворцев не была похожа ни на один замок, что мне приходилось видеть в книжках или по телевизору. Цитадель представляла собой молитвенно сложенные, высеченные в скале кисти рук. Парные башни, соприкасавшиеся боками и будто подпиравшие друг друга, оказались гигантскими пальцами, кончики которых были чуть присыпаны снегом. Только когда трасса побежала перпендикулярно горе, я поняла, почему Цитадель имела такую странную форму.

Вершина горы по своим очертаниям удивительно напоминала молящегося разумного, чью голову покрывал занесенный снегом капюшон, ниспадавший на широкие плечи-уступы. Сложенные в молитве руки настолько усиливали сходство, что я ощутила вполне реальный страх перед тем гигантом, который опустился вознести молитву неведомому богу посреди ущелья.

— Кому он молится? — с благоговейным трепетом спросила я.

— Он не молится, он просит прощения за все те жизни, что были отданы бесцельно тьме войны, — ответил Азар. — Перед ладонями находится подъемный мост, по которому можно перебраться с трассы на уступ. Мне туда проезжать нельзя, поэтому выйдешь около поста.

Мы поднимались всё выше, и у меня заложило уши. Отсюда, с дороги, ведущей на гору, открывался великолепный вид на остров — вдалеке, на фоне синего моря, плыл дракон университета, чуть ближе раскинулся город, с одной стороны ограниченный портовыми сооружениями, с другой — зеленеющими полями.

Азар не доехал до моста около полусотни метров, остановившись у пропускного пункта.

— Конечная остановка — «Цитадель», — объявил он. — Сколько ты тут пробудешь?

Я задумчиво посмотрела на часы, висевшие на будке.

— Не больше получаса, думаю.

— Я позвоню.

Только выйдя из машины, я спохватилась.

— Спасибо, что согласился помочь.

— Думаю, больше меня никто убивать не будет, — усмехнулся Азар. — Удачи.